Цветочки в Эспаде!

[live-bleach]

Фанфик
Название: Ландыши
Автор, он же бета: Санди Зырянова
Фандом: Блич
Рейтинг: общий
Персонажи: Улькиорра, Юмичика, немного Айзен, мельком Ичимару, Тоусен и Эспада
Жанр: Флафф, юмор
Варнинг: Юмичика цитирует русскую классику.

А это текст

– Ну, и что ты натворил? – занавесив лицо челкой, с обычной непроницаемой усмешкой поинтересовался Гин. – Теперь они думают, что похитили Хогиоку и убили Улькиорру.
– Я попросил Улькиорру кое-что сделать, – отозвался Айзен, покосившись на соратника.
Хотел бы я знать, что скрывается за твоим вечным прищуром и лениво-скучающим тоном, думал Владыка всея Уэко Мундо. Судьба трех взбунтовавшихся арранкаров заботила его не больше, чем медленно развеивавшаяся по полу тронной залы иллюзия убитого Куатро.
Сам Куатро Эспада в это время, не подозревая о том, что его «убили», увлеченно брал пробы рейяцу с полянки в парке Каракуры. За его кислой миной на сей раз скрывался почти охотничий азарт. «Какая необычная сила у этой женщины, – размышлял он. – Кажется, она очень заинтересовала Айзена-сама…»
Люди, шатавшиеся вокруг, не могли видеть арранкара, хотя и невольно обходили место его работы стороной. Сам он не обращал на них внимания.
Если бы ему еще не мешали!
То сумасшедший Урахара с компанией… то еще более чокнутые шинигами, один другого чуднее – пышногрудая в шарфике, плюгавый седой малец в капитанском хаори, лысый чурбан с накрашенными веками и еще какой-то в перьях… и все демонстративно выхватывают занпакто из ножен.
Мусор.
От такого интересного задания отвлекают.
Один из шинигами – тот самый, в перьях, – внезапно резко развернулся и приблизился к Улькиорре. Да не нахрапом, а бочком, бочком, ошарашенно пялясь большими голубыми глазами на арранкара.
– Я же сказал, у меня нет намерения с вами сражаться, – процедил Куатро, уже не без раздражения.
– Какой же ты… – шинигами со свистом втянул воздух. – Красивый!

***

Те, кто судил об Айясегаве Юмичике по изяществу поз, утонченности манер и хрупкости узких артистических рук, как правило, сильно разочаровывались. У влюбленных это разочарование наступало уже после того, как самолюбивый и деспотичный Айясегава их бросал без объяснений, а у врагов чаще всего оказывалось несовместимым с жизнью. Единственным, с чем Юмичика готов был носиться, перед чем он склонялся, на что молился всю свою посмертную жизнь, была красота. Обычно это была смертоносная красота разящего клинка, хотя… Юмичика допускал любые варианты.
Собственные картины его не устраивали. Сколько он бумаги перекомкал, бросая в огонь, сколько туши извел, сколько слез – злых, холодных слез неудачи – капало на испорченные наброски… В конце концов, как многие художники, доблестный пятый офицер 11-го отряда (сильнейшего из Готей-13!) пришел к выводу, что ему нужна муза. Или натурщик. Но увы – из всего Сейретея Айясегава находил более-менее интересной натурой только капитана Кучики и капитана Унохану, причем первый позировать отказался, а вторую он не то что просить об этом – даже подойти боялся.
И вдруг ему повезло.
Повезло именно там, где никакого везения не могло быть по определению, – в Мире Живых.
Это было именно то, о чем страдающий по музе творец мечтал долгие годы. Такая тонкая, словно колеблющееся на ветру пламя свечи, фигурка. Такие нежные, как лилии, руки, деловито шарящие по земле. Такой точеный, четкий, изысканный профиль. Существо грациозно повернулось к нему, произнесло несколько слов завораживающим низким голосом – и Юмичика окончательно потерял голову.
– Какой же ты красивый, – прошептал он, задыхаясь, и шагнул к дивному видению.
Видение недовольно поджало тонкие сухие губки и попятилось.
– Чьи руки бережные трогали твои ресницы, красота? – в умилении проговорил Юмичика, пытаясь приблизиться к ускользающей музе.
– Мусор, – обреченно констатировала муза, отступая еще на шаг.
– Когда, и кем, и как, и много ли целованы твои уста? – напирал Юмичика.
– Уста… что? – заинтересовалась муза, по-птичьи склонив головку.
– Стоп! – воскликнул обуянный вдохновением Айясегава. – Чего-то не хватает… но вот чего? Чего?
– Что тебе нужно, шинигами? – скорбно вопросила красота, отчаявшись получить разъяснения по поводу «целованы уста».
– Подожди! Я сейчас! Только не уходи, ладно?
Сбитый с толку Улькиорра прикрыл глаза, пожал плечами и попытался вернуться к заданию. Еще не хватало, бросать работу на полпути из-за какого-то сбрендившего небожителя…
Он недооценил скорость шунпо.
Лучась радостью, Айясегава вернулся с охапкой ландышей.
– Вот! – завопил он. – Это то, что надо! К твоим чудным, замечательным, обворожительным зеленым глазам, и как раз подчеркнет твой, этот, как его…
– Это маска Пустого, – замогильным голосом напомнил Улькиорра, пытаясь увернуться от протянувшейся к рогу руки с веночком.
– Твою восхитительную маску Пустого с такими стильными изгибами в стиле рококо!
Улькиорра отступил еще на шаг, поскользнулся и с разгона сел пятой точкой прямо на траву. Юмичика плюхнулся рядом с ним на колени, обнял за плечи, проникновенно заглядывая в глаза, и, другой рукой методично засовывая под шлем цветы, нашептывал:
– Я напишу свою лучшую картину! Ее не стыдно будет показать самому Кучики-тайчо! Ты будешь моей музой, моим вдохновением, моим идеалом красоты!
В отчаянной попытке избавиться от ландышевой гирлянды на шее Улькиорра вскричал:
– Прекрати это, мусор! Я тебе что, фотомодель Пикмана?!
Юмичика замер.
– Во! Вот так я тебя и напишу! – завизжал он на два тона выше.
…Понурившись на фоне занимавшегося рассвета и страдая от затекшей спины, Улькиорра подумал, что это тоже опыт. Во всяком случае, еще никто из арранкаров не служил искусству, позируя художнику. Об этом однозначно следовало доложить Айзену-сама.

***

У казарм одиннадцатого отряда толпились шинигами. И не то чтобы все они были праздношатающимися, но даже самых занятых ноги сами вели к кабинету капитана Зараки, где красовалась лучшая картина Айясегавы Юмичики. То, что он вообще способен на изобразительные подвиги, для многих оказалось новостью, а уж сюжет картины превзошел самые смелые ожидания. На ней был изображен красивый зеленоглазый юноша в ландышах на фоне ужасающих монстров (чего-чего, а натуры для фоновых персонажей у боевых шинигами хватало). Юмичика упивался заслуженной славой, и лишь одно печалило творца: его муза никогда не узнает о произведенном фуроре.
Улькиорре хватало хлопот и без фурора.
После краткой консультации у Тоусена-сама он аккуратно вытащил цветы из-под шлема, собрал их в одинаковые пучки, поместил в стаканы, реквизированные для такого случая из столовой, и расставил по периметру замка Лас-Ночес.
Буквально через полдня все арранкары начали одобрительно коситься на него. К одобрительному вниманию Улькиорра как-то не привык – не потому, что не заслуживал, а потому что в Эспаде вообще не принято было кого-то одобрять. И вообще – вы когда-нибудь видели Баррагана с одобрительной улыбкой на лице? Койот Старрк похлопал собрата по плечу, Халлибель подмигнула, а Гриммджоу насильственно достал руку Улькиорры из широких штанин и крепко сжал. Не одобрял только Ичимару-сама…
– А-ап-пчхи! – сотрясались стены замка. – Ап-чхи! Ксо, ну что за фигня такая… пчхи! В Сейретей не мог… чхи! – глаза открыть из-за… апчхи! сенной лихорадки, мать ее! И тут… апчхи!.. какая каналья приперла эти дурацкие цветы… апчхи!... сеном гада накормлю!... чхи!... глаз на пятку натяну и моргать заставлю! А-а-ап-пчхи-и-и!
Улькиорра этих откровений Ичимару уже не слышал. Он пришел к Айзену-сама за консультацией.
– Я хотел бы узнать, что такое «целованы уста», – с обычной безапелляционностью заявил Куатро. – И, если это может принести вам пользу, Айзен-сама, я бы хотел его испытать и применить.
– Вот как, малыш? – Айзен очень внимательно посмотрел на своего лучшего арранкара и вдруг расплылся в совершенно искренней улыбке. – Дай-ка, я тебе объясню…
Это скорее приятно, чем полезно, про себя рассуждал Улькиорра, прикрыв глаза и вовсю целуясь с Владыкой Лас Ночес. Но приятно – это хорошо. Впрочем, и всеобщее одобрение – это тоже приятно.
Надо будет еще раз встретиться с этим странным художником. По слухам, у Тоусена-сама аллергия на кошачью шерсть.